Автор - leda

Юный гений и Гете

ЮНЫЙ ГЕНИЙ И ГЕТЕ

Русский постмодернистский Ренессанс: Яков Есепкин вводит отечественную Музу в круг и цвет Парнасского бомонда

Воистину все смешались, институция произведения диктует стиль и панстилистику, акценты вторичны в астрале. Перемещаясь во времени, Есепкин всегда избирал конкретное пространственное вместилище вместилище Зла. Почему? Вопрос ответа не предполагает. Исследователь магического бытийного кристалла искал первопричину человеческого падения, золу и пепел, надежд лохмотья. На виду предательство, это лакмус, отсюда аллюзии критики с [Антихристомk фон Триера и более ранним [Дьяволомk. В [Космополисе архаикиk, как и в [Дьяволеk, лищь одно действие есть бег. Бег есть Бытие. Автор готической саги превращает в бег, бегство космизм жизни, причём путешествует он по кошмарной местности. Отсюда: строфы наших псалмов тяжелей, нежли Богом забытая местность. Чудесные спутники сопровождают мрачного современника, равны они в величии, равны и в гибели. Отчего Содом? Покаран Господом. Отчего Коринф? Колыбель пороков. Замечу, Господь у Есепкина (с удареним на первом слоге) не персонифицирует в себе мессианский образ, Он и Богородица вне образов, икон, божниц, они также только жертвы. Бог распят, значит губителям [положен Господь кричащийk. Вероятно, апогей античной и добиблейской гибельной урочности таят [Царствияk, здесь любой шаг ко смерти, ловушки даже и не нужны. В [Псалмахk же замурован пароль Спасения, код, небом уготовленный для вечно бегущих. Мелькают в полисах Медина, Иерусалим, знойный Мадрид, остров Крым, Чистилище и вновь мелкие стольные грады и веси тяжелейшие. Прелестны и одновременно пугающе узнаваемы спутники, вовлечённые Есепкиным в хождения и в круги, из которых нет возврата. [Нет возвратаk -- катаевский рефрен, Есепкин возводит сущностность рефрена прозревшего советского мовиста на Небовысоту.
Действительно, возврата нет: ниоткуда, никуда, ангелу домой. В [Космополисе архаикиk [никого, ничегоk Случевского разлиты, словно яд по чернильницам. Пиши, когда можешь, либо, ещё лучше, молчи. Трагедия советской литературщины в недержании трюизма. Есепкин говорит меньше, чем стоило, чем хотелось, но говорит академическою речью, кою тщетно и всуе камуфлировать архаистикой. Что ни реченье, что ни фраза надрыв, духовное солнцестояние. [Пускай на басмовом остье каждит макушка золотаяk. Вот огненный крест во аде, вбитый в Иуду, сердца не имевшего, ибо предать и жить возможно без сердца. Слова обращены к аднику, а плачут Пила и Низа, вообще книга суть лакримоза (слёзная), кримозная (по Есепкину) симфония. Зло не наказывается, оно торжествует и автор отрицает назидание, свойственное Бродскому. Впечатляет Пушкин, перманентно обозначающийся в рыдванах, империалах, колесницах, он самый нестойкий, [больше расплескалk, пенял ему Ю. Кузнецов, протянувший Есепкину руку в 80-х (годы отречения от готического мэтра советской писательской элиты). По сути автор [Космополиса архаикиk создал, в том числе и в частности, новые [Прогулки с Пушкинымk. Но он постоянно оговаривается: [следи за эфиопом в оба глазаk, [Александр легковесность предпочёлk. Нестойкий [друг игрищ и забавk бесконечно нуждается в поддержке, этим удручены Дант и его Вергилий, Борхес и Белькампо, Сартр и Натали Саррот, попавшая в компанию великих волею мистика. В местах падения спасенья нет, милые пенаты и централы мировых площадей буквально усеяны тенями предателей, их жертвам к сердцам подкалывают кровавые броши. Яд, яд разлит вкруг, тьма египетская сокрывает вселенский позор. Присно юный Пушкин и должен падать первым, иные следом, легковесные и мрачные, все падают замертво, в конце путешествия равно им уготованы райские цетрары с поющими в терновнике психеями-сиренами.

Дмитрий НОТКИН



Комментарии